Любимые стихотворения

Александр Кочетков.
Балада о прокуренном вагоне

- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

1932 г.

 

говорят: не юродствуй не ёрничай не мудри
задолбали твои бессрочные октябри
причеши свой бред
почитаешь тебя хорошая натощак -
закусить охота кому-нибудь дать по щам
и достать обрез

тут бессилен фельдшер из скорой москва-ташкент
даже страшно спросить кто дневальный в твоей башке
и откуда дурь
выбирай слова - увидеть догнать связать
а пока внутри такая цветёт шиза -
насыпай и дуй

что за хобби насиловать память менять уклад
понимаешь и так не обходится без бухла
да ещё же ты
разливаешь масло там где искрит кремень
и толкаешь на неизбежное: вот, примерь!
прекращай жестить

ты вцепилась в образ который ни жив ни мертв
от случайных рифм ты кладезь его имён
и пинаешь суть

убеждают: пора меняться взрослеть умнеть
а ночами в трубку меня же читают мне
наизусть
(с) Яна Юшина

 

Вишню в миске
мыть не надо.
Серо лето,
дай нам днесь.
Счастье близко,
счастье рядом,
Счастье где-то,
но не здесь.

Сережа Долгополов (10.08.1991-18.08.2017)

 

В МИНУТЫ МУЗЫКИ

В минуты музыки печальной
Я представляю желтый плес,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берез,

И первый снег под небом серым
Среди погаснувших полей,
И путь без солнца, путь без веры
Гонимых снегом журавлей...

Давно душа блуждать устала
В былой любви, в былом хмелю,
Давно понять пора настала,
Что слишком призраки люблю.

Но все равно в жилищах зыбких -
Попробуй их останови! -
Перекликаясь, плачут скрипки
О желтом плесе, о любви.

И все равно под небом низким
Я вижу явственно, до слез,
И желтый плес, и голос близкий,
И шум порывистых берез.

Как будто вечен час прощальный,
Как будто время ни при чем...
В минуты музыки печальной
Не говорите ни о чем.

Николай Рубцов


.

 

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина -
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

К.Симонов

Спойлер: О. Табаков

 

Вот ещё вспомнилось любимое стихотворение со школьной скамьи.

Пой же, пой! На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои в полукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.

Не гляди на ее запястья
И с плечей ее льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.

Я не знал, что любовь - зараза,
Я не знал, что любовь - чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.

Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.

Ах постой. Я ее не ругаю.
Ах, постой. Я ее не кляну.
Дай тебе про себя я сыграю
Под басовую эту струну.

Льется дней моих розовый купол.
В сердце снов золотых сума.
Много девушек я перещупал,
Много женщин в углах прижимал.

Да! есть горькая правда земли,
Подсмотрел я ребяческим оком:
Лижут в очередь кобели
Истекающую суку соком.

Так чего ж мне ее ревновать.
Так чего ж мне болеть такому.
Наша жизнь - простыня да кровать.
Наша жизнь - поцелуй да в омут.

Пой же, пой! В роковом размахе
Этих рук роковая беда.
Только знаешь, пошли их на хер...
Не умру я, мой друг, никогда.

С.Есенин

 

покуда волшебства не опроверг
ничей смешок, мальчишка смотрит вверх:
там, где у нас пурга или разлука, -
на горизонте вырос фейерверк
секундой раньше собственного звука

там окон неподвижное метро,
дымы стоят, как старые пьеро,
деревья - как фарфоровые бронхи:
всему, всему подводится итог -
и в небе серебристый кипяток
проделывает ямки и воронки

и мы крутые ласковые лбы
в весёлом предвкушении судьбы
о стекла плющили, всем телом приникали:
засечь сигнал, узнать границу тьмы -
той тьмы, где сомневающимся мы
работаем теперь проводниками

Вера Полозкова

 

Свет и тень.

Заслоняясь тенями случайными
От случайных источников света,
Пробиваясь с веселым отчаяньем
Через всё, что озвучено где-то,
Разрывая на части послания
И бросая обрывки в беспечности,
Солью нот засыпая сознание,
Он поёт и играет для вечности.

Перезвон слов, ненужных и значимых,
Взлёт восторгов и пропасти грусти,
Вздох надежд, утешение плачущих,

Свет и тень в старом храме Искусства.

Светлана Грибакина

 

Жираф.
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Н.С. Гумилёв

 

Реквием
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?!-
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте!- Еще меня любите
За то, что я умру.
М.И. Цветаева

 

О, быть покинутым - какое счастье!
Какой безмерный в прошлом виден свет
Так после лета - зимнее ненастье:
Все помнишь солнце, хоть его уж нет.

Сухой цветок, любовных писем связка,
Улыбка глаз, счастливых встречи две,-
Пускай теперь в пути темно и вязко,
Но ты весной бродил по мураве.

Ах, есть другой урок для сладострастья,
Иной есть путь - пустынен и широк.
О, быть покинутым - такое счастье!
Быть нелюбимым - вот горчайший рок.
Михаил Кузмин

 

Белой ночью месяц красный
Выплывает в синеве.
Бродит призрачно-прекрасный,
Отражается в Неве.
Мне провидится и снится
Исполпенье тайных дум.
В вас ли доброе таится,
Красный месяц, тихий шум?..

Александр Блок.

 

Старик

Весь дом пенькой проконопачен прочно,
Как корабельное сухое дно,
И в кабинете - круглое нарочно -
На океан прорублено окно.

Тут все кругом привычное, морское,
Такое, чтобы, вставши на причал,
Свой переход к свирепому покою
Хозяин дома реже замечал.

Он стар. Под старость странствия опасны,
Король ему назначил пенсион,
И с королем на этот раз согласны
Его шофер, кухарка, почтальон.

Следят, чтоб ночью угли не потухли,
И сплетничают разным докторам,
И по утрам подогревают туфли,
И пива не дают по вечерам.

Все подвиги его давно известны,
К бессмертной славе он приговорен,
И ни одной душе не интересно,
Что этой славой недоволен он.

Она не стоит одного ночлега
Под спальным шерстью пахнущим мешком,
Одной щепотки тающего снега,
Одной затяжки крепким табаком.

Ночь напролет камин ревет в столовой,
И, кочергой помешивая в нем,
Хозяин, как орел белоголовый,
Нахохлившись, сидит перед огнем.

По радио всю ночь бюро погоды
Предупреждает, что кругом шторма,-
Пускай в портах швартуют пароходы
И запирают накрепко дома.

В разрядах молний слышимость все глуше,
И вдруг из тыщеверстной темноты
Предсмертный крик: "Спасите наши души!"
И градусы примерной широты.

В шкафу висят забытые одежды -
Комбинезоны, спальные мешки...
Он никогда бы не подумал прежде,
Что могут так заржаветь все крючки...

Как трудно их застегивать с отвычки!
Дождь бьет по стеклам мокрою листвой.
В резиновый карман - табак и спички,
Револьвер - в задний, компас - в боковой.

Уже с огнем забегали по дому,
Но, заревев и прыгнув из ворот,
Машина по пути к аэродрому
Давно ушла за первый поворот.

В лесу дубы под молнией, как свечи,
Над головой сгибаются, треща,
И дождь, ломаясь на лету о плечи,
Стекает в черный капюшон плаща.

Под осень, накануне ледостава,
Рыбачий бот, уйдя на промысла,
Найдет кусок его бессмертной славы -
Обломок обгоревшего крыла

К. Симонов. Памяти Амундсена

 

Психоделическое танго
Повелитель-но
Наклонив глагол,
Предаёшь значениям
Тишину.
Ну стреляй же
Взглядом
В висок,
В упор!
Пусть корабль смысла
Летит ко дну!

Я чернильные
Звёзды пуль ловлю
Перьевыми ручками
Мимо строк.
Машут ручки-крылья
В моём раю,
В небе белом, где
Злой начертан рок

Нотами. Но тон
Повышать не смей
На меня, когда
Рассыпаешь суть
Монпансье цветным
Из ладоней дней
В лабиринты снов
Растворяя путь.

Светлана Чернова

 

ИОСИФ БРОДСКИЙ

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.

С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.

Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.

Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

24 мая 1980

 

Спойлер: Читает Алан Рикман

W. Shakespeare
Sonnet 130. My mistress' eyes are nothing like the sun

My mistress' eyes are nothing like the sun,
Coral is far more red, than her lips red,
If snow be white, why then her breasts are dun:
If hairs be wires, black wires grow on her head:
I have seen roses damasked, red and white,
But no such roses see I in her cheeks,
And in some perfumes is there more delight,
Than in the breath that from my mistress reeks.
I love to hear her speak, yet well I know,
That music hath a far more pleasing sound:
I grant I never saw a goddess go,
My mistress when she walks treads on the ground.
And yet by heaven I think my love as rare,
As any she belied with false compare.

Сонет 130. Ее глаза на звезды не похожи

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Перевод С.Я. Маршака

 

ВЕРОНИКА ТУШНОВА

Я поднимаюсь по колючим склонам,
я мну в ладонях пыльный полынок,
пылает бухта синим и зелёным,
кузнечики взлетают из-под ног.

В скользящих бликах света голубого,
на обожжённом темени горы,
лепечут листья в рощице дубовой,
жужжат шмели и плачут комары.

Лежу. Гляжу.
Над головою дна нет!
Плывут на север тучи не спеша...
И всё мне душу трогает и ранит,
так беззащитна сделалась душа.

Она ликует и пощады просит,
и нет её смятению конца.
Так, вероятно, света не выносят
глаза у исцеленного слепца.

Всё в первый раз - долины, горы, море,
сухой дубняк, звенящий на ветру...
Вторая жизнь! На радость или горе?
Не всё равно ли?
Не боюсь. Беру!

БЫТЬ ХОРОШИМ ДРУГОМ ОБЕЩАЛСЯ....

Быть хорошим другом обещался,
звезды мне дарил и города.
И уехал,
и не попрощался.
И не возвратится никогда.
Я о нем потосковала в меру,
в меру слез горючих пролила.
Прижилась обида,
присмирела,
люди обступили
и дела...
Снова поднимаюсь на рассвете,
пью с друзьями, к случаю, вино,
и никто не знает,
что на свете
нет меня уже давным-давно.

 

"Демон"

М. Лермонтов

Толпу духов моих служебных Я приведу к твоим стопам;
Прислужниц легких и волшебных Тебе, красавица, я дам;
И для тебя с звезды восточной Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной; Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката Твой стан, как лентой, обовью,
Дыханьем чистым аромата Окрестный воздух напою;
Всечасно дивною игрою Твой слух лелеять буду я;
Чертоги пышные построю Из бирюзы и янтаря;
Я опущусь на дно морское, Я полечу за облака,
Я дам тебе все, все земное - Люби меня!..

XI

И он слегка
Коснулся жаркими устами
Ее трепещущим губам;
Соблазна полными речами
Он отвечал ее мольбам.
Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жег ее. Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал,
Неотразимый, как кинжал.
Увы! злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь ее проник.
Мучительный, ужасный крик
Ночное возмутил молчанье.
В нем было все: любовь, страданье.
Упрек с последнею мольбой
И безнадежное прощанье -
Прощанье с жизнью молодой.

 

Рожденье просто:
Ты стал собой
И смерть проста
Ты — больше не ты,
Все это могло бы быть
Совсем по-другому,
Как в мире зеркальном:
Смерть могла родить тебя,
Жизнь — умертвить
И то и другое — возможно
И, верно, так и есть:
Из Смерти пришел ты,
Чтоб постепенно
Тебя уничтожила Жизнь.
(с)Гуннар Экелёф

--- Сообщение добавлено 1 сен 2017. Дата первого сообщения: 31 авг 2017 ---

Пестня

Если я буду жить еще,
Значит, я буду жить в воде.
Если я буду жить в воде, -
Стану акулой, и, может, тогда
Хоть иногда кто-нибудь
Подумает обо мне.

Медленно плыть к чистой воде,
Медленно жить в чистой воде,
Те, кто на суше и кто в глубине,
Помните обо мне.

Вдоль австралийских берегов,
Прямо над кромкою воды
Скользит мой серебряный плавник,
Будь осторожен, заметив его.
Беспечность оставь материку,
Задумайся обо мне.
(с) Андрей Козловский